Вступление

В Петербурге мы сойдемся снова,

Словно сердце мы похоронили в нем,

И блаженное , бессмысленное слово

В первый раз произнесем

В черном бархате советской ночи,

В бархате всемирной пустоты,

Все поют блаженных жен родные очи,

Все цветут бессмертные цветы…

Пронин

Уважаемые дамы и господа! Вечер поэтов, указанный в программе, начнется через 5 минут.

Ведущий

«Бродячая собака» была кабаре исключительно для артистов, художников, литераторов. Заводилой в этом предприятии был несомненно Борис Пронин.

Пронин

Собаку придумал я всецело… У меня возникла мысль, что надо создать романтический кабачок, куда бы мы все, «бродячие собаки» , могли приткнуться, дешево прокормиться и быть у себя, бродячие, бесприютные собаки.

Весь конец 1911г. я бегал по Петербургу , искал и в конце концов набрел на идеальное помещение : угловой дом рядом с Михайловским театром, вход во втором дворе. С улицы вход был забит, и мы его так и оставили . Для нас это была идеальная штука…

«Бродячая собака» имела и свою летопись в виде огромного фолианта, переплетенного в свиную кожу, лежащего при входе, в кот. все посетители были обязаны по меньшей мере вносить свои имена, поэты – экспромты, художники – зарисовки.

Но вот и первые посетители. Анна Ахматова и Николай Гумилев! Михаил Кузьмин! Георгий Иванов! Господа, пора начинать! Тема нашего вечера – Петербург.

Анна Ахматова

Все мы бражники здесь, блудницы.

Как не весело вместе нам!

На стенах цветы и птицы

Томятся по облакам.

Ты куришь четную трубку,

Так странен дымок над ней.

Я надела узкую юбку,

Чтоб казаться еще стройней.

Навсегда забиты окошки:

Что там , изморозь или гроза?

На глаза осторожной кошки

Похожи твои глаза.

Николай Гумилев.

Анна, оставь эти мрачные мысли. С этим городом у меня связано много светлого. Петербург во мне с детства, Я учился в Царскосельской гимназии , директором и преподавателем кот. был И. Ф. Анненский. Возможно, именно он воспитал в нас любовь к литературе.

Ст. «Памяти Анненского»

К таким нежданным и певучим бредням

Зовя с собой умы людей,

Был Иннокентий Анненский последним

Из царскосельских лебедей,

Я помню дни: я, робкий, торопливый,

Входил в высокий кабинет,

Где ждал мене спокойный и учтивый

Слегка седеющий поэт.

Десяток фраз, пленительных и странных,

Как бы случайно уроня,

Он вбрасывал в пространства безымянных

Мечтаний – слабого меня.

…Скамью я знаю в парке; мне сказали,

Что он любил сидеть на ней,

Задумчиво смотря, как сини дали

В червонном золоте аллей

Анна Ахматова

Еще годовалым ребенком я была перевезена из Одессы на север – в Царское Село. Там я прожила до 16 лет. Училась в Царскосельской женской гимназии. Сначала плохо, потом гораздо лучше. Но всегда неохотно. Мои первые воспоминания – царскосельские: зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие, быстрые лошадки…

Ст. « В Царском Селе» (1)

По аллее проводят лошадок.

Длинны волны расчесанных грив.

О, пленительный город загадок,

Я печальна , тебя полюбив.

Николай Гумилев.

.

В Царском Селе состоялась встреча, во многом определившая мою жизнь и творчество. В конце 1903 года я познакомился с гимназисткой Анной Горенко, моей будущей женой – А. Ахматовой.

Ст. « Сердце бьется ровно, мерно»

Сердце бьется ровно, мерно.

Что мне долгие года!

Ведь под аркой на Галерной

Наши тени навсегда.

Сквозь опущенные веки

Вижу, вижу , ты со мной,

И в руке твоей навеки

Нераскрытый веер мой.

Оттого, что стали рядом

Мы в блаженный миг чудес,

В миг , когда над Летним Садом

Месяц розовый воскрес.-

Мне не надо ожиданий
у постылого окна

И томительных свиданий.

Вся любовь утолена.

Ты свободен, я свободна,

Завтра лучше, чем вчера,-

Над Невою темноводной,

Под улыбкою холодной

Императора Петра.

Пронин

Лирика ваша, строгая и классически соразмерная. Родственна архитектурному облику Петербурга, торжественным разворотам его улиц и площадей, плавной симметрии знаменитых набережных, окаймленных золотой каллиграфией фонарей, мраморным и гранитным дворцам, его бесчисленным львам, крылатым грифонам, египетским сфинксам, античным атлантам, коллонадам, соборам и блистающим шпилям.

Уже первые читатели говорят, что вы являете собой как бы классический тип петербурженки, ваша поэзия неотделима ни от Летнего сада, ни от Марсова поля, ни от Невского проспекта , ни ,конечно же , от белых ночей, воспетых Пушкиным и Достоевским.

. Георгий Иванов

И меня привлекает ампирный Петербург с его строгостью архитектурных линий, а пейзажные зарисовки полны аллюзий на живописные полотна Клода Лоррена.

Я, следуя семейным традициям, учился во Втором кадетском корпусе в Петербурге. Здесь во мне проснулась страсть к стихам, которые я писал во время уроков.

Ст. « Петергоф» (2)

Как древняя ликующая слава,

Плывут и каменеют облака,

И ангел с крепости Петра и Павла

Глядит сквозь них – в грядущие века.

Но ясен взор – и неизвестно, что там,-

Какие сны, закаты, города –

На смену этим блеклым позолотам –

Какая ночь настанет навсегда!

Ведущий

Георгий, как вы умеете по-новому сопоставить и оживить привычные образы, вы обладаете способностью к скульптурно-красочной передаче зрительных восприятий.

. Георгий Иванов

Мне хочется написать книгу, возможно, я ее назову «Закат над Петербургом», где пронесется история великой столицы империи от дней ее высочайшего расцвета до медленного угасания. Люди, так или иначе способствующие вырождению Петербурга, лично – невинны. Никто из них не отдает себе отчета в деле рук своих. Столица мельчает, обезличивается – и люди, которые в ней живут, распоряжаются, строят, «охраняют основы» - тоже мельчают, вырождаются. Всех задействовала, всем руководит судьба, если угодно, Рок.

.

Ст. « Вновь Исакий в облаченье»

Вновь Исакий в облаченье

Из литого серебра.

Стынет в грозном нетерпенье

Конь Великого Петра

Ветер душный и суровый

С черных труб сметает гарь…

Ах! Своей столицей новой

Недоволен государь.

Михаил Кузьмин

Анна Андреевна, какая у вас любовь к деталям. Конечно, в минуты крайней опасности, когда смерть близка, в одну короткую секунду мы вспоминаем столько, сколько не представляется нашей памяти и в долгий час, когда мы находимся в обычном состоянии духа.

И воспоминания эти идут не последовательно, а набегают друг на друга острой и жгучей волной, из которой сверкнет: то давно забытые глаза, то облако на весеннем небе, то чье-то голубое платье, то голос чужого вам прохожего. Эти мелочи, эти конкретные осколки нашей жизни мучат и волнуют нас больше, чем мы того ожидаем , и возвращают нас к тем минутам, к тем местам, где мы любили, плакали, смеялись и страдали, где мы жили.

В 1884г. моя семья переехала в Петербург. После волжского раздолья столичный город неприятно поразил меня своею серостью, подчищенностью и безжизненностью. Однако впоследствии я сроднился с этим городом и сейчас думаю, что по-настоящему дома можно себя чувствовать только в Петербурге.

Входит Мандельштам

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,

До прожилок, до детских, набухших желез……

Ведущий

Максимилиан Волошин прав – Мандельштам нелеп, как настоящий поэт!

Анна Ахматова

. Конечно, наш первый поэт.

Пронин

. Вы как раз вовремя: мы говорим о Петербурге. Вы ведь тоже не равнодушны к этому городу7

Анна Ахматова

Мы знаем исток Пушкина, Блока, но кто укажет, откуда до нас донеслась эта новая божественная гармония, которую называют стихами Мандельштама.

Осип Мандельштам

Я с детства находился под впечатлением архитектурно-исторического облика Петербурга, и этот город неразрывно вошел в самую ткань моих стихов. Именно здесь весной1911г. я познакомился с А.Ахматовой и Н.Гумилевым.

Ст. «Адмиралтейство»

В столице северной томится пыльный тополь,

Запутался в листве прозрачный циферблат,

И в темной зелени фрегат или акрополь

Сияет издали – воде и небу брат.

Ладья воздушная и мачта-недотрога,

Служа линейкою преемникам Петра,

Он учит: красота – не прихоть полубога,

А хищный глазомер простого столяра.

В моих стихах образ города рождается при совмещении пушкинского Петербурга и Петербурга ХХ столетия: по-прежнему «чудовищна и жестока» Российская государственность, по-прежнему невыносима тоска Онегина , по-прежнему клянет судьбу Евгений из «Медного всадника», а на Сенатской площади чудится блеск солдатских штыков.

Ст. «Петербургские строфы»

Над желтизной правительственных зданий

Кружилась долго мутная метель,

И правовед опять садился в сани,

Широким жестом запахнув шинель.

Зимуют пароходы. На припеке

Зажглось каюты толстое стекло.

Чудовищна, - как броненосец в доке,-

Россия отдыхает тяжело.

А над Невой – посольства полумира,

Адмиралтейство, солнце, тишина!

И государства желтая порфира,

Как власяница грубая , бедна.

Тяжка обуза северного сноба –

Онегине\а старинная тоска;

На площади Сената – вал сугроба,

Дымок костра и холодок штыка.

Черпали воду ялики , и чайки

Морские посещали склад пеньки,

Где, продавая сбитень или сайка,

Лишь оперные бродят мужики.

Летит в туман моторов вереница.

Самолюбивый , скромный пешеход,

Чудак Евгений- бедности стыдится,

Бензин вдыхает и судьбу клянет.

Ст. «В последний раз мы встретились тогда…»

Николай Гумилев.

Я чувствую, я знаю, такими счастливыми, как здесь, на берегах Невы, мы уже никогда и нигде не будем.

Звучит «Реквием» Моцарта.

Ведущий

Николай Гумилев в 1921г. расстрелян по приговору ЧК

В 1922г. Георгий Иванов навсегда покинул Россию

Михаил Кузьмин , избежав арестов и преследований, умер в 1936г.

Осип Мандельштам умер в пересыльном лагере «Вторая речка», недалеко от Владивостока 27 декабря 1938г., похоронен в общей могиле.

Анна Ахматова

ст. «Петроград»

И забыли навсегда,

Заключены в столице дикой,

Озера, степи, города

И зори родины великой.

В кругу кровавом день и ночь

Долит жестокая истома…

Никто нам не хотел помочь

За то, что мы остались дома,

За то, что город свой любя,

А не крылатую свободу,

Мы сохранили для себя

Его дворцы, огонь и воду.

Иная близится пора,

Уж ветер смерти сердце студит,

Но нам священный град Петра

Невольным памятником будет.